Мой Ходжалы
Кямал Али
Для разных людей Ходжалы, его трагедия, все, что ассоциируется с этим словом – разное. Для армян Ходжалы – это символ первой армянской победы за двухтысячелетнюю историю поражений. Для военнослужащих 366-го степанакертского полка советской армии этот карабахский город стал всего лишь тиром, веселенькой стрелялкой-уикэндом после хорошего выпивона накануне. Аяз Муталлибов пытался использовать Ходжалинскую трагедию в тактическом маневре, борясь с Народным Фронтом, для Эйнуллы Фатуллаева Ходжалы стал средством демонстрации журналистского эпатажа…
В Агдам, тогда еще населенный азербайджанцами, я приехал спустя пять дней после того, как известие о страшной трагедии дошло до Баку, осело в нашем массовом, наивном в те годы сознании. В начале марта в Агдаме было холодно, на земле, даже на асфальте мокрая грязь и не растаявший снег. Электричество по ночам не включали потому, чтобы по огням не били установленные на холмах, окружающих город с трех сторон, армянские «грады».
На железнодорожном вокзале в вагонах размещался первый полевой госпиталь азербайджанской армии. Обычные плацкартные вагоны, даже не приспособленные для содержания в них раненных, были забиты ходжалинцами, спасшимися от расстрела. В основном это были женщины – с почерневшими, каменными лицами, распухшими от холода и камней перевязанными ногами. К ним боялись подойти, заговорить, на лицах этих людей было написано все, что с ними было сотворено. Они даже не плакали – просто смотрели в пустоту. Иногда в вагоне, когда туда вводили новую партию женщин, вызволенных из плена, раздавался страшный, протяжный отчаянный крик, от которого вздрагивали все.
Мужчины - ходжалинцы стояли у вагонов кучками, грея руки в дешевых, черных пальто. Заросшие щеки, пустые глаза. Сейчас, видя вновь эту картину, я впервые удивился тому, что детей среди мужчин и женщин не было. То ли малолетних ходжалинцев сразу для лечения увозили в Баку, а может ни один ребенок не спасся.
Солдаты побежали осмотреть труп негра – говорили, что его, служившего у армян, убили во вчерашнем бою. Оказалось – обычный труп армянского боевика, только почерневший на морозе.
Еще через неделю я был в селе Шелли, передовом агдамском рубеже. Внизу, от наших окопов, метров через пятьдесят, извилисто текла река, после которой начиналось картофельное поле города Ходжалы. Для военных это называлось просто – нейтральная полоса.
Слева от наших позиций - холм, на котором размещалось село Нахчываник. На подходах к этому холму, только с другой, контролируемой армянами стороны, были расстреляны гражданские люди, добиравшиеся по заснеженному полю из Ходжалы до спасительного Агдама.
В тот же вечер, точнее ночью, старое градобойное орудие, а точнее артиллерийская зенитная пушка времен Второй мировой войны, ударила с азербайджанских позиций по армянским окопам. В следующую минуту наши сердца похолодели от дикого женского воя, донесшегося с другой стороны холма – это кричали наши женщины, избиваемые армянами. Их били после каждого нашего выстрела, чтобы азербайджанская армия не атаковала. Тем самым враг давал понять, что у него еще достаточно азербайджанских пленных, которые будут убиты, использованы, как живой щит для обороны армянских позиций.
Мы не могли стрелять…
Прошла еще неделя. Раз в три-четыре дня из армянского плена удавалось высвободить по нескольку ходжалинцев. Для обмена к позициям подвозили армян, захваченных на фронте, или взятых в остальной части Азербайджана. Потом степанакертское руководство решило ходжалинцев на армян, привезенных из Баку и других городов, не разменивать.
И однажды мы их – пленных ходжалинцев, увидели. Растаял снег, уверенные в себе армяне вознамерились сеять на том поле картошку, на виду у азербайджанских позиций. Утром на поле приехал четырехколесный трактор «Беларусь», и крытый грузовик, из которого на поле посыпались согнутые, растрепанные женщины. Все были одеты в черные, танковые рваные комбинезоны. Из громадных дыр проглядывало голое тело. Женщин пинали, прогоняя на поле, два или три охранника.
Мы стояли, забыв об опасности, на открытой, обстреливаемой позиции, смотрели на это поле, в низину, и молчали. Единственное, что мы могли тогда делать – это стрелять.
Две-три очереди над головами из ручного пулемета, и гулкий орудийный выстрел, воткнувший в рыхлую почву снаряд без навинченного на него взрывателя… Охранники замешкались, забегали, быстро подъехал все тот же грузовик, женщин загнали ударами ног в машину, и грузовик уехал, преследуемый трактором…
Сейчас, спустя 17 лет, в памяти людей разные воспоминания о трагедии маленького, нового, типично советского городка Ходжалы. Для азербайджанской молодежи, не видевшей войну, Ходжалы – это то же, чем для нас, 50-летних, было Лидице, Бухенвальд или Сонгми.
Муталлибов на Ходжалы пытался сделать политическую карьеру, Эйнулла Фатуллаев строил журналистскую.
А я вижу мертвые лица живых еще женщин, в темных плацкартных вагонах…
Источник: xronika.az